– Кушать подано, сэр, – объявил Дживс.
– Кушать, папа! – встрепенулась Шарлотта, точно старая полковая лошадь при звуке кавалерийской трубы; и все поскакали к столу.
Забавно, как люди меняются с годами. В школьные годы я без колебаний отдал бы свою бессмертную душу за яичницу и сардины в пять часов пополудни; но в более зрелом возрасте мой аппетит поутих; должен признаться, я был потрясен, когда увидел, с каким пылом дети Революции принялись метать в рот все, что было на столе. Даже товарищ Бат позабыл на время про свою печаль и был целиком поглощен яичницей, выныривая на поверхность лишь для того, чтобы попросить еще чашку чая. Вскоре у нас вышел весь кипяток, и я повернулся к Дживсу.
– Принесите кипяток, Дживс.
– Слушаюсь, сэр.
– Эй! Это что еще такое? – Роуботем поставил чашку на стол и сурово взглянул на меня. Потом потрепал Дживса по плечу. – К чему это раболепие, сынок?
– Простите, сэр?
– И не говори мне «сэр». Называй меня просто «товарищ». Знаешь, кто ты такой, сынок? Ты типичный пережиток распавшейся феодальной системы отношений.
– Как прикажете, сэр.
– У меня просто кровь закипает в жилах, когда…
– Возьмите еще сардину, – вмешался Бинго: первый разумный поступок за долгие годы нашего знакомства. Старик Роуботем взял три и забыл, что хотел сказать, а Дживс удалился на кухню. Но видно было по выражению его спины, какие чувства он испытывает.
И вот, когда мне уже стало казаться, что эта пытка никогда не кончится, чаепитие подошло к концу Я очнулся и увидел, что гости собираются уходить.
Сардины и шесть чашек чая смягчили суровость старого Роуботема. Пожимая мне на прощание руку, он взглянул на меня вполне дружелюбно.
– Позвольте поблагодарить вас за гостеприимство, товарищ Вустер, -сказал он.
– Ну что вы! Не стоит… Всегда рад…
– Гостеприимство? – фыркнул Бат, и его зычный голос ударил по моим барабанным перепонкам, точно взрывная волна от фугасной бомбы. Он мрачно уставился на Бинго и девушку, которые весело хохотали около окна. -Удивляюсь, как только у вас кусок не застрял в горле! Яйца! Оладьи! Сардины! Все это вырвано изо рта изголодавшихся бедняков!
– Ну, что вы! Как вы могли подумать!
– Я пришлю вам литературу о целях нашего движения, – сказал Роуботем. – И надеюсь, что вскоре вы примете участие в наших митингах.
Когда Дживс пришел убирать со стола, он застал лишь дымящиеся руины. Несмотря на гневные филиппики, которые товарищ Бат произнес по поводу кулинарных излишеств, он благополучно прикончил всю ветчину; а оставшегося джема не хватило бы даже на то, чтобы смазать тонким слоем последний уцелевший кусочек хлеба и положить в рот изголодавшегося бедняка.
– Ну как, Дживс, – спросил я. – Что скажете?
– Я предпочел бы не высказывать свое мнение, сэр.
– Мистер Литтл влюблен в эту женщину, Дживс.
– Я это понял, сэр. Она только что отшлепала его в коридоре.
– Отшлепала?!
– Да, сэр. В шутку, сэр.
– Боже милостивый! Я и не знал, что дело зашло так далеко. И как воспринял это товарищ Бат? Или он ничего не заметил?
– Заметил, сэр. Он присутствовал там на протяжении всей процедуры. Мне показалось, что он был вне себя от ревности.
– Его можно понять! Хорошо, Дживс, что же нам делать?
– Не могу вам сказать, сэр.
– По-моему, это уж слишком.
– Именно так, сэр.
Вот и все утешение, которое я получил от Дживса.